Зыбучие леса - Страница 92

Сцена, достойная любого милитарного боевика категории Б. На экране с удовольствием пересмотрел бы во всех подробностях. Вживую... пробирает, массаракш, особенно с учетом, что я в двух шагах от центра событий, а пули и осколки сохраняют убойную силу на куда большей дистанции. Меня вроде бы не зацепило, ушибленные при падении плечо и бок не в счет.

Сорок Четвертый лежит где лежал, на спине, созерцая небосвод детским таким, безмятежным взглядом. Окровавленные ладони сложены на животе. Жив. Но – ненадолго, скорее всего, пуля или осколок в кишки да без нормального врача в пределах досягаемости... первую-то помощь Грач или егеря окажут без проблем, а что серьезнее – увы. Это другому персонажу Полудня вольно было расписывать, какие-де на самом деле жизнестойкие органы – сердце, печень; чтобы выжить после такой раны, надо быть именно что суперменом из мира Полудня, а юберменши с озера святой Береники конкретно в плане физиологии организма и регенерационных способностей мало отличались от общечеловеческой нормы...

Ко мне подбегает Чекан, рванув за плечо, разворачивает лицом к себе – и отшатывается, аж рука дернулась к поясу то ли за пистолетом, то ли за рацией. Что уж там прочел у меня на физиономии старший лейтенант егерей, прошедший десятки, если не сотни боев – не знаю; достав фляжку, выливаю в горсть чуток воды и с силой растираю лицо. Как следует умоюсь уже потом.

– Все целы? – не узнаю собственного голоса, сиплый, каркающий.

– Царапины. Лист поймал рикошетом в ляжку, Грач приложился мордой об камни и сломал нос.

– Нормально. Глянь, что у этого? – киваю на Сорок Четвертого.

– Ничего хорошего, – отвечает Чекан, но подходит к раненому.

– Ничьего хорошьего, Влад, – соглашается Россиньоль, по-русски он говорит хоть и с акцентом, но более чем разборчиво. И разумеется, понимает все сказанное другими. – Безь хирурга – всье.

Чекан через пару минут кивает.

– Часок еще будет в сознании, дальше может протянуть на промедоле, но без хирурга и правда все.

Сорок Четвертый одаряет его по-детски светлой улыбкой.

– Не бесьпокойтесь. Идите.

Егерь дергается, аки кукла на ниточках, послушно встает и уходит. Снова – Голос? В таком случае лучше бы никого к Россиньолю не подпускать. Оставлять умирать в одиночестве – нехорошо, пусть жил человек, мягко говоря, не идеально, однако именно нам от него никакого вреда, кроме пользы, не было. Посижу рядом сам, если вдруг что – авось моя блокировка поможет. Должна защитить.

Кси-Кам, оз. св. Береники. Вторник, 17/09/22, 19:30

Говорить по-русски Россиньоль мог бы, но это – напрягаться. Что для того, кто одной ногой уже в краю вечной охоты, совершенно излишне, благо его родной немецкий мне отлично знаком.

– Есть одна просьба, – говорит он, сходу отбросив любые церемонии, просто на "ты". И правильно, мне не до политесов, а уж ему и подавно.

– Какая?

– Счет в Банке Содружества, соответствует номеру моей айдишки задом наперед...

– Которой из айдишек? – прерываю я.

– Которая Ансельма Россиньоля, ее ты наверняка знаешь. Доступ к счету без документов, по условному паролю "hic sunt bestii". Пятую часть возьми себе за труды, а остальное должна получить моя дочь к совершеннолетию.

– "Здесь обитают чудовища"? – хмыкнув, перевожу с латыни. – Написал бы нормальное завещание, не пришлось бы полагаться на неведомо чье слово.

– У дочки основным опекуном – мамаша. Собственно, сейчас считается единственным родителем, я-то был тогда... под другим именем, и по всем документам давно покойник. Как опекун, она автоматом получила бы доступ ко всем счетам. А у этой бабы потрясающий талант пускать на ветер любые деньги, причем ладно бы на роскошную жизнь, а то вообще непонятно на что. Имел опыт... Лучше так.

– Ладно. Как зовут твою девочку и где ее искать?

– В Техасе, на ранчо Саттонов под Нью-Галвестоном. Барбара. Фамилию ей давала мамаша, так что по айдишке она Робертс.

Массаракш.

– Я что же, действительно тебя в порту Галвестона видел? Вечером шестого числа, кажется?

Россиньоль качает головой.

– Нет, Влад, этот мир определенно был слишком тесен для нас двоих... нельзя так часто сталкиваться локтями.

В чем-то он, конечно, преувеличивает, однако – спорить не стану. Поскольку в его случае само собой напрашивается лаэртовское "ты обречен и нет тебе спасенья, всей жизни у тебя на полчаса"... Что-то меня нынче активно пробило на литературные ассоциации. Ладно, пусть, для разрядки мозги могут выдать еще и не такое, а эпизод получился бурный.

Спрошу лучше о другом.

– Как тебя вообще угораздило влезть в авантюру Кларенса?

– Почему авантюру?

– Ну а зачем большой босс самолично полез на передовую?

– Так не было же никакой опасности. Боевой вертолет, отделение десантников и верный телохранитель. Просто Кларенсу нужен был результат и не хотелось посвящать в подробности кого попало, и меня без присмотра он оставлять тоже не хотел.

– То есть это не ты их наводил на цель?

– Нет, конечно, откуда. Я ни пилотом, ни штурманом никогда не бывал, а здесь хоть и родился, но уходил... не по воздуху. Координаты Кларенсу и так сообщили.

Понятно. Либо вычислили по картам – у Ордена небось в хозяйстве свои "секретки" имеются, как и у Русской Армии, – либо вообще поделился Дюмон, с которого никто не брал подписки о неразглашении.

– А как тебя занесло к Кларенсу?

– А это уже, выходит, ты поспособствовал, – хмыкает Россиньоль, – как раз неделю назад на ранчо к Саттонам за мной приехали на орденском фургоне и попросили пообщаться. Я удивился – как нашли, ведь айдишка чистая? – но сопротивляться тогда не стал.