А в небе чуть пониже удаляющегося винтокрыла разворачивается белое пятнышко парашютного купола. И еще минут через несколько Хан поднимается с земли, а мы с Чеканом и Динаром хлопаем его по плечам.
Сделано.
Вечер, сидим у костра, расслабляемся. Хан пускает по кругу трофейную фляжку с коньяком – редкий заленточный деликатес, однако, здешним любителям крепких напитков приходится довольствоваться скотчем, бренди и водкой. Нет, фляжку егерь, памятуя мой и начальственный наказ, оставил в вертолете, но коньяк из нее перелил в свою, разумно решив, что сей вещдок до возможных следователей не доживет. Правильно решил, тут на всю нашу компанию придется по паре-тройке глотков – к утру даже запаха не останется.
– Что в той тетради было? – спрашивает Грач, нарушая уютное молчание.
Ну да, кто бы сомневался, что именно контрразведчик поинтересуется первым.
– Ты уверен, что хочешь это знать? – уточняю я.
– При чем тут "хочу не хочу"? Не в детском саду, Влад.
– Тогда для начала послушай одну историю... – и пересказываю одиссею Сорок Третьей. Не сухой выжимкой, которая была передана Гонтарю, с ней-то Грача почти наверняка ознакомили, а полный текст.
– А ведь интересное умение... – помолчав, говорит Динар.
– Кто ж спорит, интересное. И полезное. Но вот методы...
– И ты решил, что нам таких методов не надо, и сжег все документы, – передергивает плечами Грач, и тут же морщится от боли, осторожно оглаживая основание перебитого носа. Вправить там все вправили, и даже зафиксировали – не знаю, гипсом или как, однако что-то в полевой аптечке у Листа на эту тему нашлось. С самим Листом возни получилось еще меньше, пуля рикошетом прилетела в левое бедро практически плашмя и, порвав штаны, вошла в плоть где-то на сантиметр – синячище вокруг здоровенный, а сама рана пустяковая, только пулю выдернуть да продезинфицировать. Что и сделали, на марш-бросок егерю лучше в ближайшие дни не выходить, но потихоньку-полегоньку хромать и передвигаться он может.
А контрразведчика я поправляю:
– Я сжег все документы, потому как решил, что таких методов не надо никому. Смогу ли уберечь группу, я не знал, а такой трофей да незнамо в чьих руках... Сами знаете – Орден, он разный; нормальные люди, которые ничего подобного в жизни не сотворят, там есть, более того, их наверняка большинство – да только ведь есть и нелюди. Которые могут и сотворить, потому что пользы будет немало, а все пострадавшие в процессе списываются на рабочие издержки. И поскольку сидят такие в основном в руководстве, они это реально могут.
А еще, но этого я уже не озвучиваю вслух, точно такие же нелюди сидят в руководстве не одного только Ордена. Как говорил кто-то из классиков, "власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно". И мне категорически не хочется проверять, насколько его слова справедливы в отношении моего собственного начальства... Ну да, в протекторате Русской Армии нет "абсолютных властителей", потому как не самодержавная диктатура, формальный глава анклава, Владимир свет Игнатьич Аверьянов, в лучшем случае первый среди равных; так ведь и в Ордене таких самодержцев нет, массаракш, и за ленточкой давно уже не водится... а нелюди во власти – очень даже попадаются. И оно мало зависит от государственного строя, подобные нелюди были до Третьего рейха и остались после него.
Причем самое худшее даже не то, что такие нелюди есть.
Самое худшее – что такими нелюдями при определенных обстоятельствах, бывает, становятся обычные люди, причем нередко из лучших побуждений. О чем, собственно, вышеприведенная цитата и говорит. Вот тот же Кларенс – ну, орденский босс, подумаешь; да, птица высокого полета, но когда пролетает мимо и садится отдохнуть и почесать клюв, с такими вполне можно общаться, и ничего нечеловеческого в них нет. Вносить покойника в категорию нелюдей сугубо за то, что он решил, что я ему живым не нужен? так я о себе хоть и высокого мнения, но примерно такие же решения по отношению к другим персонам принимал и сам, а зарубки на прикладе не делаю только потому, что не считаю сии решения поводом для хвастовства.
Так что Кларенс, возможно, нелюдем и не был. Как не является им, быть может, любой орденский босс – или любой не-орденский начальник в больших чинах, в кого ни ткни пальцем.
Однако рисковать, что с получением интересного лабораторного журнала, с расшифровкой технологии получения довольно интересных... созданий, сей босс останется человеком, который плюнет и разотрет, массаракш, а не превратится в нелюдя, что отдаст приказ "воспроизвести и поставить на службу", и таких же целесообразных нелюдей наберет в лаборанты этого проекта, – не хочу и не буду. Поэтому черная тетрадь в любом случае отправилась бы в огонь.
Если Грач умный, авось да поймет сам.
Крофт поймет точно. Гонтарь тоже, думаю; на словах может не одобрить, и пробивать мне медаль "За отвагу" скорее всего не станет, ну так не ради висюлек работаю, обойдусь.
Тащить тело Сорок Четвертого на импровизированных носилках из сложенного вчетверо парашютного шелка, который давно уже не шелк, пришлось далеченько, километров за десять по курвиметру горных тропинок. При этом практически все время мы прекрасно наблюдаем всю озерную долину сверху, а в бинокль Чекана можно разглядеть и наш лагерь. Вот точки пять и шесть, где Грач и временно охромевший Лист сейчас ассистируют Динару в раскопках, даже в бинокль не видны, слишком далеко, и по той же причине не добивают до них ходиболтайки.